Мы Другого понимаем через себя. Поэтому так часто мы говорим “не понимаю, почему он это делает”, “не понимаю, зачем он это делает”, а иногда с восхищением или завистью “не понимаю, как он это делает”. Понять Другого очень тяжело. Почти невозможно. Но если делать такое усилие, то иногда понять можно и себя.

Десять лет прыгая бейс с Валерой, я немного начал его понимать. И много что начал понимать про себя. Мы встретились с Валерой на первом и последнем зимнем Чемпионате СССР по альпинизму на Тянь-Шань на стене Свободная Корея. Встретились и не встретились. Мы были соперниками, не были друзьями, соревновались, кто лучше, хотя в альпинизме это большая условность. Оба в пике альпинистской карьеры, полные честолюбия и грандиозных планов. Мне 30, ему под 30. Следующие 10 лет наши дороги разошлись; из технического альпинизма - он, поняв красоту свободного падения и будучи одаренным человеком, быстро становится высоким профессионалом, многократным рекордсменом и чемпионом мира, сдвигая представления о том, как много можно успеть сделать всего, свободно падая те отпущенные 40-50 секунд жизни в безопорном мире; я же пробовал себя, медленно карабкаясь по снегам и льдам восьмитысячников в Гималаях. Наши линии сошлись заново через тринадцать лет в 2003 году, когда я тоже заболел небом. И вот вчера разошлись опять.

Пятнадцать лет длинных разговоров, бесконечных рассказов о жизни друг друга и приключениях в альпинизме и в бейсе, дрожания в плохую погоду на экзитах в Норвегии, Швейцарии, Франции, Италии, Австрии, и гекалитры выпитого prosecco и valpolicella ripasso, которые он так любил. Мне порой казалось, что я знаю его альпинистскую и бейсерскую жизнь в тончайших деталях. Ведь многие вещи в таких экзотических занятиях можно рассказать и рассмеяться над комичностью ситуации или как бы самому пережить ужас смертельного испуга, только если ты делал сам что-то очень подобное. Теперь я буду разговаривать с ним только мысленно, очень хорошо представляя, что и как бы он мне ответил. А я обречен на этот разговор с ним, потому что за эти пятнадцать лет пережил с ним предельные психо-эмоциональные состояния. Настолько предельные, что в какой-то момент ровно 2 года назад я решил остановиться в бейсе.

Когда в 2003 году я увидел на экране монитора его посекундное отделение в пропасть, я очень хорошо помню, что сказал себе. И даже произнес вслух: “Никогда, никогда, никогда я не буду пробовать это. Бейс.” Я сразу понял, какой самоконтроль психики должен быть, как много критических деталей, и при этом как много обстоятельств, которые ты не сможешь проконтролировать. Это и будет риском. Большим риском. Пройдет всего два года, и я изменю этой своей внутренней клятве. Мы стояли с ним в двух метрах от края стены Маглан во Франции, всего в трехстах метров под нами ходили люди, было теплое кафе, ездили автомобили, была нормальная уютная жизнь. А меня колотило от ужаса овладевающей мысли, что я сейчас шагну в пропасть. И никакого значения не имели сотни восхождений и полтысячи парашютных прыжков, сделанных с самолета к этому моменту. Валера аккуратно, педагогически тонко и умно подвел меня к этому шагу. И вот теперь приходится его делать.

Почти все свои 300 прыжков в бейсе за 10 лет я совершил с ним. Он за это же время совершил их полторы тысячи. Я и не мечтал приблизиться к нему ни по качеству отделения, ни по качеству полета, только мечтал прыгать те же самые стены и экзиты, что и он, лишь бы делая это безопасно, и получая взамен неописуемый и непередаваемый взрыв эмоций и ощущение счастья, которое невозможно получить ни в какой другой деятельности. Я сдался через 10 лет, поняв невозможность бежать вслед за ним, “держась за его стремя”. А он все усложнял и высоту, с которой прыгал в горах, и тонкость и качество полета, и точность самоконтроля в те первые критические полторы-две секунды отделения от скалы.

Нас, тогда рядом с ним в 2004-2006 гг., начинала небольшая группа друзей-парашютистов, стремящихся освоить нечеловеческие ужас и красоту вингсьют-бейса. Половины из нас уже нет. В печальных статистиках самых опасных занятий, выдуманных человеком, бейс идет на первом месте, отобрав его, сразу после своего появления в 80-ых, у высотного альпинизма. Мы с Валерой нечасто, но регулярно в личных разговорах один на один обсуждали эту тему, пытаясь схватить умом умонепостижимое. Без эмоций и бравирования, все время переводя разговор в жанр ‘Что он, только что очередной разбившийся, сделал неправильно? Где и в чем ошибка? Что мы должны делать, чтобы это не повторилось?’ Мы прятали в такой аналитике ясное понимание опасности этого дела.

Благодаря Валере я смог попробовать то, что никогда не решился бы делать сам. Благодаря ему я побывал в редких мирах расчета, собранности, контролируемого стресса.
Думаю, что он был номер один в мире в этом деле, и все время сдвигал планку возможного.

Мои соболезнования его семье: Наташе, Андрею, Сане, Лешке."