Автор статьи: Павел Шабалин

30-го августа ночью в полной темноте мы с Ильясом спустились на ледник Северный Иныльчек, где нас встретили друзья. Еще через час мы подошли к базовому лагерю, засыпанному свежим снегом. Термометр показывал -15, и горелка, запаленная Тараканом в палатке, была совсем не лишней.

Ребята накормили нас борщом и трижды кипятили чайник – после двух дней без воды мы выпили по 2 литра жидкости. Вскрыли бочку с аптекой, и Ильяс вколол мне 5 кубиков трентала, преднизолон и кетонал. Все пальцы на руках и на ногах были темно-фиолетового цвета, на руках вспухли волдыри. Оба дня на спуске пришлось работать с обмороженными руками. Сделал глоток коньяку – чуть не вырвало. Ночь практически не спал – сильно болели руки.

Утром прилетел вертолет. Попробовал помочь мужикам в загрузке – тут же порвал нескольковолдырей. Ильяс матами загнал меня в вертушку и перебинтовал пальцы. В Каркаре встал на колени перед Леной Калашниковой – если бы она не задержала вертолет на три дня, выползать бы нам пешком с Иныльчека к людям неделю. Казбек Валиев устроил прощальный обед. Естественно, с тостами. После поздравлений получили от старших товарищей по полной программе. За то, что лезем слишком рискованно, что не думаем о людях, которые ждут внизу.

В качестве ответной речи припомнил им с Юрой Моисеевым восхождение на Дхаулагири с Золтаном Демьяном. Резюме: Вы нас породили, теперь принимайте такими, какие есть. Хотя, конечно, свои просчеты мы признаем и приносим извинения. Прощальный тост – за преемственность поколений и за дружбу.

В полночь приехали в Бишкек. После очередных уколов отрубился. Усталость берет свое.

Утром начал чувствовать ноги. Передвигаюсь теперь как Буратино, никак не успеваю за Ильясом. Весь день отъедаемся – мясо, фрукты, сладости. Звоню в Москву, и Вася Елагин диктует мне список медикаментов и график приема. У Ильяса кроме примороженных больших пальцев ног постоянно ноет желудок. Покупаем в аптеке кучу лекарств и продолжаем самолечение. Вечером Ильяс уезжает автобусом в Ташкент, а я беру билет на завтра в Москву.

Ночую снова у Лены Калашниковой – теперь Дима Греков колет меня по часам.

Прилетаю в Москву вечерним рейсом 2 сентября. Витя Козлов встречает в аэропорту и сразу же везет в институт Склифосовского. Время поступления в приемный покой – 22.02. Здесь уже ждет руководитель отделения сосудистой хирургии профессор Леменев. Обследование, рентген, анализы, перевязка, барокамера, уколы, капельница, и далеко за полночь я засыпаю в палате на 12 этаже. Там, где лежали до меня парни с Эвереста-82, зимнего Коммунизма-86, Канченджанги, Лхоцзе.

Ко мне в палату приходят друзья, знакомые и незнакомые люди. И все хотят знать, что же на самом деле произошло и в чем причина нашего прокола. Оглядываясь назад и анализируя наше восхождение по северной стене Хан-Тенгри, я не могу найти ту самую действительно роковую ошибку, которая привела к столь плачевному результату. Множество мелочей и случайных, не поддающихся суммированию факторов превысило какую-то критическую массу и обернулось в итоге трагедией. Казалось, мы учли все из неудачной попытки 2003 года, однако природа умудрилась выдать такой расклад составляющих, что все наши расчеты пошли насмарку.

Во время учебы в институте меня интересовали вопросы оптимизации, поэтому до сих пор вспоминаю характерный пример из лекции по научной организации труда. В одном из американских штатов в начале прошлого века произошло небывалое землетрясение. Были разрушены сотни мостов, и только два устояли. Так вот, проектировщики этих двух мостов были уволены с работы запрофессиональное несоответствие. Закладывая в расчеты избыточный запас прочности в равнинной несейсмоопасной местности, они неоправданно завысили сметы.

Никто не отменял в этом мире закон сохранения энергии. Выигрываешь в силе, значит, проигрываешь в расстоянии. В нашем варианте: выигрываешь в надежности, соответственно проигрываешь в скорости, а отсюда вытекает увеличение вероятности наступления плохой погоды, которая в свою очередь диктует необходимость увеличения запасов топлива и продовольствия. Что, в свою очередь, еще более снижает скорость продвижения. Сказка про белого бычка.

Совершая попытку прохождения северной стены Хана в 2003 году, мы отталкивались от привычной для нас стратегии BIG WALL, не имея опыта действительно сложных технических высотных восхождений в двойке. Пройдя за 6 дней 2/3 стены, мы были вынуждены отступить от вершинной башни именно из-за начавшегося шторма. И хотя к этому моменту мы были уже порядком измотаны, будь тогда хотя бы еще один день хорошей погоды, мы бы вылезли на гребень. Или – другой вариант – лезь мы чуточку быстрее, и …. Смотри предыдущее предложение.

В итоге мы спустили вниз гору продуктов и топлива, кучу невостребованного снаряжения. На сложных участках Ильясу приходилось умирать с двумя тяжеленными рюкзаками, а я задыхался под тяжестью железа, копая траншеи в рыхлом снегу. Скорость нашего продвижения была черепашьей, затраты энергии – огромными, а результат – мизерным.

Впоследствии, обсуждая с Ильясом эту попытку, мы пришли к обоюдному пониманию той грани, которая отделяет авантюризм от разумного аскетизма. Мы сформулировали для себя принципы, которые должны были привести к успеху.

• Не бывает такой погоды, когда нельзя двигаться вперед,- бывает усталость и лень.
• Берем с собой не то, что может пригодиться, а то, без чего нельзя обойтись.
• Единственное, чего нельзя позволить себе на этой стене – срыв.

Особенность северной стены Хан-Тенгри в том, что если ты залез (в двойке) уже достаточно высоко, спуститься вниз практически невозможно. Перепад стены – 3 километра, протяженность – 5. Рельеф противный, разваленный. На спуск по пути подъема не хватит никакого снаряжения, а если планировать такую возможность и брать с запасом,- см. выше. Спуск по правым снежным склонам невероятно опасен из-за возможных лавин и ледовых обвалов. Возможный вариант ухода со стены – уже перед вершинной башней. По полке направо на перемычку. Или налево – на маршрут Кузьмина. Но я не советую. Очень крутые сланцы, - ни забить, ни заложить.

Обычно на стенных маршрутах гораздо меньше дует ветер в отличие от гребневых. Однако на Хане это правило действует только до вершинной башни. Как только поднимаешься на уровень перемычки – 5900 – начинает задуватьсо всех сторон. Поэтому мы выбрали вариант прохождения башни по правому камину, который прошли красноярцы в 1988 году. Там просматривались места возможных ночевок, защищенные от ветра.

Опираясь на опыт 2003 года, мы предполагали, что при благоприятном стечении обстоятельств пройти выбранную нами комбинацию маршрутов Студенина, Мысловского и Захарова реально за 4 дня. С учетом возможной непогоды и неожиданностей на маршруте прибавили еще 2 дня. Итого – максимум 6 дней на подъем, а на вершине у треноги в скалах нас ждет заброска 2003 года: газ, продукты. Спокойная, нефорсированная акклиматизация заняла у нас 2 недели. Еще пять дней выжидали погоду. Наконец, в 6 утра 20-го августа мы связались у бергшрунда.

Выработанную за 10 лет совместных восхождений систему мы считаем для себя оптимальной. Психологически мне гораздо легче все время лезть первым, нежели меняться, к примеру, ежедневно или через день. К тому же микстовые маршруты – мой конек, и объективно я лезу их быстрее Ильяса. С другой стороны мой напарник просто физически сильнее меня и выносливее, а за годы совместных восхождений съел не одну собаку в роли второго.

Схема передвижения тривиальна: я выхожу на 25-30 метров, делаю станцию, принимаю Ильяса. Хитрость в мелочах, а их не мало. Веревка – 9,1мм, половинка УИАА длиной 60м, сложенная пополам. Один конец – перила, другой – страховочный. На высоте пробежать полста метров без отдыха и первому тяжело, а второму с грузом и того хуже. А вот на половинчатый рывок сил хватает. Опять же на сложных участках вдвое уменьшается количество точек страховки, т.е. экономим на железе. На снегу же можно растянуть веревку на всю длину.

Первые неприятности ожидали нас при выходе с крутого льда на скалы маршрута Мысловского – глубокий рыхлый снег на всех более-менее пологих участках. На простых по описанию местах скорость продвижения падала вдвое по сравнению с крутыми скалами, с одновременным ростом затрат энергии на рытье траншей. Сказалось холодное лето и отвратительная погода – снег не успел зафирноваться. До запланированного в первый день места ночевки мы не добрались метров 250. В итоге – сидячая ночевка. (Примерно в это же время Глеб Соколов шел траверс массива Победы. Состояние снега по его рассказам было точно такое же. Восхождение заняло у него 8 дней. Однако он допускает возможность траверса в режиме нон-стоп за сутки при идеальном состоянии снежного покрова.)

Вторая напасть напрямую следует из первой. Из-за медленного продвижения ломался запланированный график, и мы не успевали к местам штатных ночевок. Проблема ночевокраньше решалась просто. В назначенное время – часа за 3 до темноты - команда останавливалась в безопасном месте и строила площадку под палатку, в то время как двойка уходила на обработку маршрута. Мы такой роскоши позволить себе не могли, в итоге половина ночевок у нас получилась сидячих. Где ночь застанет. Сами понимаете, здоровья и сил такие ночи не прибавляют.

На третий день утром сломалась горелка. С помощью надфиля обточил форсунку под размер паза защелки карабина и выкрутил таки проклятую. Непонятно откуда взявшийся мусор выдули, горелка заработала, но полдня потеряли.

На следующий день ночью обрушился прямо на палатку снежный надув, под которым мы вырыли площадку. Потери – снежная лопата. С этого момента оборудование мест ночевок превратилось в еще большую проблему.

Складывалось ощущение, что гора медленно заманивает нас. После первых трех солнечных дней испортилась погода. То снегопад, то морозный пронизывающий ветер. Пришлось урезать и без того скудный рацион, перейти на режим максимальной экономии газа. Голодный, измотанный организм с трудом боролся с холодом.

Вечером пятого дня мы подошли к вершинной башне. Дальше, как в сказке, перед нами лежали три дороги. Самый легкий вариант – траверс на перемычку – мы отвергли сразу. У нас еще оставались продукты и топливо на 3 дня, а на вершине нас ждет заброска. Уходить с прямой линии маршрута направо за угол в огромный кар по пути Мысловского, при том состоянии снега, не было никакого желания. Набирать 800 метров высоты по горло в рыхлом снегу или карабкаться по гладким плитам левого края кара одинаково трудоемко и медленно. А в случае продолжения снегопада – лавиноопасно. Вадик Попович, ходивший там в 2000 году, предостерегал нас от такого шага. Красноярский камин хоть и смотрелся угрожающе, однако с точки зрения безопасности явно выигрывал. К тому же Коля Захаров дал очень подробную консультацию. Тогда, в 1988, они проскочили камин за день. А на следующий день вышли на вершину и успели спуститься на перемычку. Получается, что мы можем позволить себе отставание от красноярского графика на день, даже на полтора.

Мог ли я предположить, что вся последующая эпопея займет у нас 5 суток? Что и без того отвратительная погода станет еще хуже, что на высоте 6700, в каких-то трех веревках от выхода на несложный гребень, нам придется провести две ночи, борясь с жутким ветром. Что вместо приятного лазания по крутым, прочным скалам мы получим Патагонию на Тянь-Шаньской высоте практически в зимних условиях.

28 августа вечером, на 9 день восхождения, мы выбрались на снежный купол.Я еще попытался дернуться в направлении вершины, но, прорыв метров 30 по шею в снегу, повернул обратно. Быстро зарывшись в край купола, запихнули в снежную нишу палатку. Теперь она защищена от ветра с трех сторон. Разбалтываем в чуть теплой воде половинку шоколадного батончика, грызем сухари и колбасу. После сидячих ночевок мгновенно отключаемся, накрывшись тоненьким спальником. Согреваемся, прижавшись друг к другу.

С утра пить уже нечего – газ закончился. Соленая колбаса посуху не лезет, да и сухари тоже. Вылезаю из палатки первым, т.к. надо сложить в рюкзак ненужное теперь железо, развешенное на улице. Ветер просто ураганный. Я в маске, в двойных теплых рукавицах, однако продувает насквозь. Организм выработался и отказывается греть конечности. Постоянно размахиваю руками и ногами, отхлопываюсь и оттопываюсь – безрезультатно. Собираю железо, выбиваю точки страховки, одеваю кошки. Вместе с Ильясом собираем палатку, потом медленно начинаю плыть наверх, откапывая путеводный репшнур Юры Ермачека, проложенный им по маршруту Кузьмина в 2003. Согреться в движении не получается – в рыхлом снегу натакой высоте приходится отдыхать после нескольких движений. Очень трудно отдышаться – кажется, что ветер уносит кислород. Холод космический. 200 метров (по горизонтали!) ползли часа два. За перегибом – мульда. Буквально утыкаюсь носом в жесткий наст. Встаю с четверенек в полный рост и выбираю веревку, принимая Ильяса. Веревка горизонтально полощется в воздухе, мне приходится ложиться на ветер под углом 45 градусов. Как-то странно гнутся пальцы. Надо будет посмотреть, когда подойдет Ильяс. Сажусь рядом с вмороженным лимоном и пустым газовым баллоном. Тут, похоже, останавливались неделю назад красноярцы – дальше четко прослеживается цепочка их следов, зацементированная в фирне ветром.

Пока мой друг пытается расколоть лимон, стаскиваю рукавицы, повернувшись спиной к ветру. Пальцы на обеих руках темно-фиолетового цвета, в волдырях. Организм самостоятельно перешел на снабжение кислородом жизненно важных органов, отключив периферию. Ильяс неразборчиво ругается через маску, пихает мне осколки лимона и, подхватив пару колец веревки, устремляется вперед и вверх. Странно, я почти не отстаю. Видимо, у обоих одинаково паршивое состояние. На вершине обшариваем все близлежащие к треноге скальные выступы в поисках своей заброски. Пусто. На душе тоже ничего нет, даже злости. Цепляемся к спусковым перилам и валим вниз. На 6400 лежат три мешка с продуктами. Съедаем мороженые яблоки, огурцы, мясо, сухофрукты. Распихиваем про запас по карманам. Газа нет.

На перемычке 5900 ставим палатку и стаскиваем в нее все съедобное, найденное в помойках. Пытаемся выжечь остатки газа из пустых баллонов, найденных тут же – тщетно. Хотя солнце еще высоко, при таком ураганном ветре нечего и пробовать подняться на Чапаева в нашем состоянии. Лежим, не разуваясь, пытаясь растопить снег на огарке свечи. Ильяс кладет на живот под одежду пластиковую бутылку со снегом. Я, как в шейкере, трясу снег в кастрюльке. Надо двигаться, что-то делать. Договариваемся выходить в любой момент, как только чуть стихнет ветер, пусть даже в ночь. Получаю укол преднизолона и пару глотков воды. Ненадолго забываюсь и снова, проснувшись, трясу снег. Все время, когда бодрствую, шевелю пальцами ног. Ильяса сильно достает боль в желудке, меня беспокоят руки. Как-то неуклюже пытаемся заботиться друг о друге, это одновременно и умиляет, и забавляет.

Где-то ближе к обеду следующего дня мы смогли выйти из палатки. Долго блуждали в поисках вешек в разрывах облаков, между трещин, натыкаясь временами на переметенную тропу. Перевалив Чапаева 6150, наконец-то попали в полосу безветрия. Медленно спускаюсь за откапывающим перила Ильясом, с трудом перещелкивая скользящий. Мой друг показывает вниз и громко кричит. Из одинокой желтой палатки на 5600 высовывается голова, и через минуту нам навстречу выходят двое. Свои ребята, казахские альпинисты.

Вот и все. Этакая «исповедь на заданную тему». С единственной целью – помочь тем, кто захочет повторить или пойти дальше нас. Это не оправдание и не список рецептов. Задним умом я думаю: А был бы пятый баллон газа, или доползи мы в тот вечер на куполе до твердого наста,- и обошлось бы. С другой стороны, лег бы изначально расклад по-другому, могли пролезть маршрут и за 5 дней.

«Все вероятности равны: либо случится, либо нет» - закон Паркинсона. Если бы можно было предсказать таковые, то профессии летчика-испытателя или каскадера не считались бы опасными. Следуй разработанным инструкциям и будешь жив, здоров и невредим. Только инструкции эти составляются на основе прошлого, чаще всего печального, опыта первопроходцев. Которым, увы, приходится учиться на СВОИХ ошибках.

Автор статьи: Павел Шабалин