Андрей Волков:
«Цель – сделать альпинизм в стране массовой деятельностью»

В последние выходные октября со всех уголков страны в Подмосковье собрались представители российского альпинистского сообщества: руководители региональных федераций и клубов, спортсмены, инструкторы альпинизма и горные гиды, спасатели, военные, журналисты. В течение двух дней восемь рабочих групп, каждая в своей тематике, проводили экспертизу сегодняшней ситуации и определяли стратегию долгосрочного развития альпинизма в стране. Этот семинар и его итоги и послужили отправной точкой в интервью президента Федерации альпинизма России Андрея Волкова главному редактору журнала «ЭКС» Сергею Шибаеву.

Андрей Волков:
«Мне хочется, чтобы Федерация стала массовой организацией, которая делала людей лучше и умнее, интеллигентней и интеллектуальней. Я уверен, что альпинизм как деятельность этому очень способствует. И если в ФАР будет не десять, а сто тысяч членов, то я считаю, что как президент Федерации принес пользу Родине».

Часть 1. «Мы пересмотрели рабочую схему деятельности Федерации, поставив в центр массовость»

С. Ш.: Андрей, каковы впечатления от прошедшего семинара?

А. В.: Зафиксирую несомненный шаг вперед с точки зрения культуры и глубины обсуждения по сравнению с первым семинаром, который мы проводили полтора года назад.

Для подобного формата работы участникам очень важно иметь достаточный масштаб размышлений, экспертный опыт и собственное видение будущего. Я отметил в своем вступительном слове, что для меня именно таково позиционирование подобного события – это экспертно-стратегический семинар. Как руководитель Федерации, я отбираю и приглашаю экспертов в той или иной области и рассчитываю в ходе обсуждения на их опыт и знания.

Мы специально проводим подобный семинар отдельно от ежегодной конференции ФАР. Семинар – это рабочее мероприятие, где разрабатывают проекты решений, которые потом выносятся на обсуждение общественности, а затем на утверждение конференции.

С. Ш.: На совещании работали целые группы, и каждая вела какое-то свое направление. Работа каких групп показалась наиболее плодотворной и имеющей потенциал для претворения в жизнь?

А. В.: Результаты работы всех групп были важны по-своему. Кому-то удалось заметно продвинуться в понимании темы, кто-то обозначил в своем выступлении, что над данным вопросом нам еще работать и работать.

Например, группа «Горные гиды», обсуждавшая создание ассоциации и устройство школы горных гидов в России. Несмотря на то, что за последние два года мы уже несколько раз обсуждали с гидами их ситуацию и пути взаимодействия с ФАР, никакой ясности ни у меня, ни у нашей команды не было. Сейчас у нас есть понимание того, какая школа гидов нам нужна и как она должна внедряться. Чуть хуже понимание про ассоциацию гидов, но то, что она нужна, мы зафиксировали.

Еще раз хочу отметить: год назад у нас не было никакого понимания о развитии института горных гидов, полгода назад ситуация стала чуть прозрачнее, а сейчас у меня уже есть ясная схема. Это наиболее явный результат работы группы, проведенной, безусловно, как до семинара, так и во время него. Замечу, что этот результат достигнут, в первую очередь, благодаря Федору Фаберову, Сергею Зон-Заму и Николаю Веселовскому.

Второе: считаю, что в группе «Управление» мы сделали ощутимый шаг вперед, обсуждая проект нового Устава ФАР. Это немножко скучноватая для обычных людей тема, но она очень важна для всех, кто занимается организацией альпинизма – руководителей секций, клубов, городских и областных федераций. Мы фактически предложили кардинальную модификацию существующей схемы управления, которая открывает ряд новых возможностей как для членов федерации, так и для правления.

Это выразилось в том, что мы привели новый Устав в соответствие с действующим федеральным законодательством в сфере общественных организаций и физкультуры и спорта. Теперь декабрьской конференции будет предложено принять ряд ключевых решений по новому Уставу: членами ФАР теперь могут быть только юридические лица в статусе общественных организаций; право голоса помимо региональных федераций альпинизма получат клубы и секции; расширен перечень прав президента; альпинистам вместо индивидуального членства будет предложено индивидуальное участие и т. д.
С проектом нового Устава все желающие смогут ознакомиться на сайте Федерации.

В-третьих, отмечу грамотную и четкую работу группы военных специалистов, которые обсуждали тематику прикладной горной подготовки. Их доклад был, пожалуй, самым кратким и понятным.

С. Ш.: Доклады каких групп вызвали больше всего вопросов?

А. В.: Самым противоречивым был, на мой взгляд, доклад группы «Спорт высших достижений». Не буду лукавить: я знаю, что ситуация внутри нашего спортивного крыла противоречива, и не ожидал, что мы легко разберемся с этим самым дискуссионным на сегодняшний день вопросом. Конечно, мы не останавливаемся: по-прежнему будем проводить чемпионаты, заниматься их модификацией, но ясной и понятной всем модели – как должна быть устроена альпинистская спортивная деятельность федерации и куда ей развиваться – у нас сейчас нет.

Среди нашей спортивной элиты нет консенсуса, поэтому мы можем пойти, говоря образно, и влево, и вправо, и куда угодно. Я рассчитываю, что лидеры спортивного направления договорятся между собой и выработают внятную и логичную модель.

Пятое – инструкторы. Признаюсь честно, я рассчитывал на большую глубину и шаг вперед в понимании инструкторской подготовки. Меня по-прежнему не удовлетворяет ни качество, ни перспектива работы, которая сейчас есть.

Да, появление три года назад Центральной школы инструкторов – безусловно шаг вперед относительно недавнего прошлого. Но мне бы хотелось, чтобы Иван Душарин и его команда, достигнув определенного уровня в интеллектуальном, управленческом плане, стремились перейти на новую высоту. Но я этого пока не увидел. А ведь во многом именно на инструкторах альпинизма держится массовость. Федерации крайне необходим общественный институт инструкторов альпинизма, отвечающий вызовам и требованиям современного альпинизма.

И отдельно хочется остановиться на докладе группы «Массовость». Хорошо, что мы сумели вскрыть проблемы этого направления, но ни одного решения пока не последовало, у нас опять-таки нет ясного взгляда в будущее. Хотя я отмечу, что старая идея о развитии детско-юношеского направления сейчас «заиграла» по-новому, и мы будем вкладываться в это направление. Я очень рассчитываю, что Алексей Слотюк, президент московской федерации альпинизма и скалолазания, войдет в состав правления ФАР и займется развитием массовости в масштабах всей страны.

С. Ш.: Существует мнение, что ФАР не придает значения развитию массовости и сосредотачивает свою деятельность на спорте высших достижений, чемпионатах, школах, гидах, жетонах. Но ведь если не будет массы рядовых альпинистов, кому станут нужны эти инструкторы, кто будет участвовать в чемпионатах?

А. В.: Все перечисленные дела Федерации: школа, жетон, хижины, гиды – это совершенно новые направления, которые мы начали развивать совсем недавно. И вся эта работа, в итоге, направлена на развитие массовости в альпинизме и является ее фундаментом. Другой вопрос, что мы развивали массовость опосредованно, через названные выше инструменты, и впервые обозначили, что Федерация делает привлечение людей к занятиям альпинизмом приоритетным направлением своей работы.
Если говорить про спорт, то для меня лично спорт в Федерации – не самое главное направление работ. То есть, спорт очень важен – я не могу себе представить Федерацию без спортивной работы, но, тем не менее, это далеко не единственная ее забота.

Вот такова точка зрения. Если при этом до сих пор сохраняется чувство, что Федерация занимается только спортом высших достижений и не занимается другими вопросами – я с этим не согласен. Возможно, лет пять назад так и было, но сейчас у Федерации очень широкое поле деятельности с разными направлениями деятельности.

С. Ш.: Все-таки, это не столь мой личный аргумент, сколько, еще раз повторяю, существует мнение, которое я слышал с разных сторон, что федерация сосредоточилась на каких-то одних вопросах и запустила другие, не менее важные. И, соглашаясь абсолютно с тем, что вот все, что перечислено выше, можно поставить в заслугу Правлению и президенту, что это все действует, тем не менее, мне кажется, что, опять-таки, с учетом этих мнений со стороны, рядовой альпинист третьего-второго разряда – он несколько обижен тем, что не о нем звучит нотка заботы в голосе нашего руководства. Что может сделать Федерация для рядовых альпинистов?

А. В.: Когда у меня или у тебя был третий или второй разряд, ты ведь, если честно, разве знал и задумывался о существовании центрального органа, который принимает какие-то далекие-далекие для тебя решения?.. Мы не знали о существовании и работе какого-то там Правления. Просто общались, тренировались, ездили в горы. Более того, я дошел до мастера спорта, ни разу не пересекаясь ни с кем из людей высшего звена управления в альпинизме. И только когда позже я стал членом сборной команды страны, тогда познакомился со всеми «верхними эшелонами».

В работе с новичками и младшими разрядниками у Федерации есть только нормативные рычаги: правильные разрядные нормы, правильная организация сборов и работы альплагерей, правильные хорошие инструкторы. То есть, я могу работать не непосредственными, а опосредованными инструментами и до каждого конкретного альпиниста в этом плане я точно не дотянусь.

Понимая суть вопроса, скажу, что у меня даже нет большого идеологического или морального послания, который я должен был бы адресовать альпинистам-разрядникам. Разве что сказать им: «Ребята, мы работаем на то, чтобы создать для вас комфортные и безопасные условия для занятий альпинизмом. Чтобы инфраструктура и специалисты, с которыми вы сталкиваетесь в горах, были на хорошем качественном уровне».

На совещании в разрезе массовости были подняты вопросы детско-юношеского альпинизма (в том числе, и детско-юношеского спорта), которыми мы раньше не занимались в принципе. В связи с чем я пересмотрел рабочую схему деятельности Федерации и объявил о смене приоритетов.

Подчеркну еще раз по поводу массовости: пока у Федерации нет четкой программы действий. Но именно поэтому мы и выносим работу по развитию массовости на центральное место. Эти вопросы теперь будут находиться в центре внимания Правления, исполнительной дирекции и меня лично. Нам предстоит оперативно определиться с программой действий, и через 2-3 года мы должны получить и предъявить сообществу первые результаты этой работы.

С. Ш.: Ввернемся к этому больному – конфронтационному, как показало совещание, – вопросу большого спорта. Забеги на Эльбрус и соревнования связок превращаются в реальность – в самостоятельные спортивные дисциплины, с разрядами и чемпионатами. Как это понимать?

А. В.: Это не столько конфронтация, сколько две точки зрения, два видения, две модели, которые сейчас борются за ресурсы и за право считаться правильными.
Первая модель (модель Одинцова) – это один класс соревнований, один чемпионат, один чемпион, один канал продвижения.

Вторая модель (модель Шабалина) – диверсификация, много чемпионатов, много дисциплин, присвоение мастера спорта в каждой из них.
 

Вот на этом совещании Михаил Дэви представил большую модель – пять уровней чемпионата по восьми видам, примерно 40 соревнований, из которых Федерация должна проводить, или участвовать в проведении 24 (это чемпионаты России и международные соревнования). Скажу честно, я вижу плюсы и минусы как в одной, так и во второй модели. Здесь я бы хотел принять позицию нейтральную, исходя из сервисной идеологии. То, что нужно спортсменам, то и будет поддерживать Федерация.

Но ситуация такова, что спортсмены не могут между собой договориться о том, что им нужно и принять какую-то одну модель, считая ее главной. Вплоть до того, что Саша Одинцов попросил меня принять административное решение по этому вопросу. Мне этого делать совсем не хочется, я постараюсь не принимать никаких административных решений по этому вопросу, буду тянуть до последнего. Буду ждать, когда эта модель спорта сформируется и сама заявит о себе.

С точки зрения демократичности процесса, я считаю, что это живой, творческий, нормальный процесс. Пусть люди сами задумаются. Не кто-то им сверху скажет, а сами задумаются, в каком соревновательном альпинизме они хотели бы жить. Тем более если в элитной группе – среди спортсменов одного возраста существуют такие полярные точки зрения, надо подождать и не спешить все ломать в угоду одной или другой модели.

Мы сейчас фактически работаем в пилотном режиме. Мы даем возможность реализоваться другим подходам, другим типам соревнований. Не в жанре немедленного проведения чемпионата мира или чемпионата России, а в жанре кубка или соревнований ФАР, соревнований федераций.
С другой стороны, Одинцов сумел провести в этот раз свое решение о резком усилении спортивного начала в главных соревнованиях, включив 3 балла, набранные в очных соревнованиях, в качестве обязательных для выполнения мастера спорта. Это очень серьезное изменение; это точный, сильный шаг в области спорта высших достижений.

С. Ш.: Не обидно, что звание мастера спорта по альпинизму будет даваться за виды активности, которые не являются альпинистскими по сути? Участникам забегов не обязательно достигать вершин. И уж тем более об этом нет разговора в соревнованиях связок где-нибудь в Кисловодске…
Чтобы получить звание мастера, нужно выиграть забег на Эльбрус и пройти маршрут 6-й категории. Не кажется ли это абсурдным и не скажется ли это на потенциальных участниках, на их количестве? Ведь людям надо выполнять альпинистскую программу, дойти до «шестерки» – это серьезно, и в то же время ломаться на каких-то еще забегах или скальных стенках. Нет ли тут противоречия?

А. В.: Я думаю, что ты привел очень мягкий пример с забегом на высоту. Все-таки очень близко к горовосхождениям – и альпинистская нагрузка, и техника. Здесь можно привести другой пример, уже существующий много лет – ледолазание. Практически гимнастический вид спорта, и в нем становятся мастерами спорта по альпинизму международного класса, практически ни разу в жизни не побывав в горах. И это существующая практика.
(Как ремарку вставлю, что это многим не понятно и многих возмущает).
 

Ответ у меня такой: это историческая развилка – либо посвятить все усилия только альпинизму и все остальное отбросить, либо диверсифицироваться и пытаться обслужить многих. Мы пошли вторым путем, и отсюда получили результат, вполне ожидаемый.

Я к нему отношусь без возмущения – ведь звания будут получать согласно правилам. Да, у определенной части людей есть желание и цель: получить спортивное звание в том виде деятельности, которым он занимается. Большей части людей – фрирайдерам, ски-турщикам – это не нужно, они участвуют в соревнованиях или просто в этой деятельности не за звания. И как альпинисту мне не обидно.

С. Ш.: Но ведь это нивелирует, в какой-то степени принижает это мастерское звание именно по альпинизму. Почему бы не бороться и Павлу Шабалину, и Правлению за то, чтобы был разработан именно новый вид спорта, со своими мастерскими критериями и квалификациями?

А. В.: Критерии у них свои, правила свои – у них только название совпадает: «альпинизм». Я вообще бы сказал, что это временно-историческая ситуация. Если эти дисциплины крепко встанут на ноги, они захотят либо отделиться, либо, как ты правильно сказал, разработают свое имя, и будет «мастер спорта по ледолазанию». Пока это вот такой переходный этап; он может длиться и много лет.
Я не боюсь девальвации звания: малое не может девальвировать большое.

С. Ш.: Итак, тезис в том, что на этой развилке мы пошли по пути наращивания своих рядов, расширения активности и вовлечения в нее большего количества людей. Но ведь во всех этих дисциплинах будут принимать участие одни и те же люди – те же самые альпинисты, которые и на вершины бегают, и лазают по скалкам, и где-то ледолазанием занимаются. В чем же тут расширение состава участников соревнований, откуда к нам придут новые люди?

А. В.: Ну, по практике и эмпирическому опыту, как правило, через какой-то период люди начинают тратить время только на одно занятие. Так что такая постановка вопроса – это выражение сомнения по поводу самой идеи диверсификации и расширения состава Федерации.
Но это, еще раз повторю, самый главный стратегический выбор, который мы делаем уже несколько лет – «кто мы?».

Большая федерация с разнообразными типами деятельности и разного рода людьми, находящимися под одной юридической крышей? Или мы – монофедерация, занимающаяся одной монопрофильной деятельностью с очень жесткими критериями?

Я голосую за первый вариант, поэтому это точно соответствует моему видению и моей концепции.
Ты можешь задать другой более глубокий вопрос: а почему так? Я считаю, что наша деятельность – альпинизм – имеет, образно выражаясь, миссионерскую составляющую.

То есть, для меня, например, не является миссией обслужить спортсменов и наладить их спортивную жизнь. Для меня, как президента ФАР, это не так уж и важно. Такая цель не драйвит меня, не возбуждает, не заставляет работать с интересом и искать интересные решения.

Совсем другое дело – построить в стране массовую и авторитетную организацию альпинистов, людей, приобщенных к горам.

Мне, и как президенту ФАР, и как лидеру сообщества, хочется, чтобы Федерация была массовой организацией, которая делала людей, извини за пафос, лучше и умнее, интеллигентней и интеллектуальней. Я уверен, что альпинизм как деятельность этому очень способствует.

И если будет не десять, а сто тысяч членов ФАР, то я считаю, что, как президент Федерации, принес пользу своей Родине.

С. Ш.: Пару слов о больших альпинистских амбициях и планах – о чемпионате мира. Какова сейчас ситуация, надежды, каковы наши шаги к его воплощению?

А. В.: Честно признаюсь, это была не моя инициатива – это серьезная инициатива спортсменов. Для меня это не было приоритетом, но таковой страстью меня заразил и Саша Одинцов, и Паша Шабалин, и другие коллеги. И сначала я скептически относился, зная отношение англо-саксонского сообщества в UIAA ко всякого рода соревнованиям в альпинизме.

Что мы уже сделали? Удивительно, но идея не получила тотального отторжения в UIAA. Когда я три года назад первый раз об этом говорил с президентом UIAA Майклом Мортимером в Японии, он только кивнул головой и пошел дальше. Но теперь эта идея уже не встречается в штыки; нас спрашивают: «Как? Когда? Давайте мы сделаем информационную кампанию на сайте». UIAA пока еще не ассоциирует себя с этой деятельностью, но уже никак не сопротивляется; более того, готова в той или иной мере благосклонно к этому относиться.
Для меня это амбиция – потому что это русская инициатива. Хочется внести свой вклад в мировой альпинизм. Мы имеем отличную традицию, уникальную традицию, которую никто не имеет. Я знаю, над этим некоторые подтрунивают и посмеиваются, но, давайте честно скажем, в советское время именно спортивный альпинизм вывел на орбиту огромное количество как классных восхождений и новых маршрутов, так и людей.

Нам нужно сделать первый шаг, договориться в масштабе СНГ об этой деятельности (я не считаю это сверхсложной задачей) и так проводить следующие соревнования, привлекая зарубежные связки и команды, чтобы шаг за шагом распространить это влияние.

В Ергаках был пробный шар, мы сделали открытый чемпионат, пригласили к участию связки, но получили в качестве критики замечания вежливые и не очень вежливые…

Часть 2. «Задача Федерации – организовать систему сервисов для альпинистов»

С. Ш.: Возвращаясь к вопросу о Центральной школе инструкторов. На совещании прозвучало много критики в адрес ЦШИ. Общаясь с руководством и тренерами школы, понимаешь, что у них есть свой набор проблем, которые не просто разрешить. Есть ли какие-то радикальные меры вывода ЦШИ на качественно новый современный уровень? Или достаточно идти намеченным курсом – с централизацией обучения курсантов и входным уровнем 1 разряда?

А. В.: Радикальных путей реформирования школы нет, есть модернизационные, «улучшательские». То, что школа появилась и работает, очень здорово. Но, как человек жадный до улучшений, до нового, я хочу много больше.

Я понимаю, что это может быть скучно обычным людям, но должен, наконец, появиться единый стандарт обучения, о котором я уже почти кричу. Это должен быть новый современный стандарт обучения альпинизму – стандарт, который естественно должен вобрать в себя все лучшие наработки и методики советской школы альпинизма, но должен быть создан и выстроен на новой методологической основе.
Федерация и ЦШИ должны стать проводником единого подхода: как и чему учить людей в горах. До сих пор этого не сделано при всей важности и актуальности проблемы.

Кроме того, школа обязательно должна быть сертифицирована по стандартам UIAA. Мы уже начали работу по сертификации в этом году, но это ресурсоемкий процесс: средств и времени нужно будет потратить довольно много.

И мне очень хотелось бы, чтобы в школу приезжали «звезды» российского и мирового альпинистского движения и проводили мастер-классы наряду с ежедневной работой тренерского коллектива. Для меня школа – это не просто тренинговый центр, это еще возможность некой федеральной коммуникации на тему альпинизма, второй компонент этой школы, и он будет работать только тогда, когда школа будет привлекательным местом для того, чтобы выступить нашим «звездам». Согласись, я ничего нового здесь не говорю, это важные шаги, которые поднимают школу на следующий уровень. Но этой пока революции не происходит.

С. Ш.: Почему не происходит?

А. В.: Почему? Потому что у нас, у меня, у Правления нет общего видения профессии инструктора, понимания того, где рамки, где границы профессии? Насколько она нужна?

Мы готовим инструкторов исходя из сложившихся стереотипов. А сколько их нужно на самом деле? Как они должны работать? И что это за люди? У нас нет серьезных долгосрочных ответов, мы занимаемся модернизацией предыдущего советского опыта, и пока не более того. Можно сказать, что наша общая головная боль – невозможность революционных шагов, невозможность найти оперативное решение и реализовывать его, будучи уверенными, что ситуация измениться в лучшую сторону.

Нынешнее состояние института инструкторов – это продукт нынешнего состояния альпинизма, и оно не оптимально. Не решив задачу будущего альпинизма, мы не можем предложить радикального решения для инструкторов, то есть, радикально повысить требования к обучаемым и качество обучения, повысить статус инструктора. Мы не можем этого сделать, потому что никто сегодня не выполнит входные нормативы в «настоящую» школу.

А с мест тем временем раздается: «Дайте больше инструкторов! Дайте больше тренеров, позвольте провести школу в Иркутске или во Владивостоке». Получается, что сейчас Центральная школа – это исторический компромисс между желаемым и возможным.

С. Ш.: Будешь бороться до конца, чтобы ЦШИ стала все-таки соответствовать новому стандарту? Или все-таки в какой-то момент допускаешь, что не стоит тратить столько сил и средств, а лучше пойти действительно по тому пути, который уже был озвучен с мест – отдать права местным региональным организациям и пусть они выдают свои удостоверения, пусть берут на себя ответственность за подготовку тех кадров и за их качество?

А. В.: Честно скажу, такое предложение я озвучил, как жест отчаяния: я не верю – при всем уважении к таким людям, как Николай Захаров, Олег Капитанов или другие руководители региональных федераций, – не верю, что они смогут удержать качество. Элементарно на это не хватит ресурсов. Они – болеющие за дело люди, но ресурсов у них нет. Привлечь грамотных, самых лучших специалистов со всей страны, свести, сделать действительно смешанную команду, а не только эндогенную: из своих секций набрать своих ребят. Произойдет еще больший обвал уровня обучения и требований к выпускникам.

Этот спор длится уже не один год – о том, кто нам нужен. Ответ на него принципиально труден, потому что нужно ответить на вопрос: какой будет альпинизм через много лет, и вот такого инструктора нужно готовить под альпинизм будущего. А пока мы работаем максимально добротно с тем, что у нас есть.

И, раз уж мы коснулись темы инструкторов, то хотел бы еще раз обозначить – Федерация различает и по-разному подходит к построению двух институтов: института инструкторов и института горных гидов. Да, в каких-то моментах два этих сообщества пересекаются, но они разные, и мы будем для каждого из них строить свою траекторию.

С. Ш.: Введение понятия индивидуального членства в начале года вызвало достаточно бурную реакцию и много споров. Звучали самые противоречивые точки зрения. Например, такая, что вот Федерация занялась сбором денег; Федерация взяла пятьсот рублей и что она мне за это предоставит…

В сообществе возникло некое непонимание, создалось ощущение, что вопрос был сыроват, когда его весной предложили в качестве эволюционного шага, нового принципа организации. Считаешь, что все шаги, которые были сделаны в этом проекте, правильные, или были какие-то ошибочные, недоработанные представления? Как сейчас оценить ситуацию с тем, что было?

А. В.: Технические, организационные шаги, которые были сделаны, были сделаны правильно. Я ни о чем не жалею и дальше буду идти этой же дорогой.

Теперь возможность индивидуального участия альпинистов в ФАР продолжит свое существование в виде отдельного проекта Федерации (сейчас мы готовим обновленную платформу этого проекта под рабочим названием «Российский горный клуб»).

Вводя год назад новый институт – институт индивидуального членства – мы не точно понимали юридическую схему. У нас есть институт ежегодных конференций, институт региональной федерации, институт клуба, институт секций и т. д.

А новый институт индивидуального членства (если говорить по новому – индивидуального участия) мы неточно вписали в существующую схему. Если быть честным, мы и не могли его вписать, потому что старая схема, которой мы пользовались юридически, уже давно не соответствует сегодняшнему дню. Получается, что мы сначала создали институт, а через полгода, то есть сейчас, дорисовали всю юридическую схему.
Можно ли считать это ошибкой? Нет. Тем более что этот институт не успел ничего испортить.

Для сторонников западных моделей скажу, что наша схема в своих общих чертах соответствует схеме членства в немецком союзе альпинистов DAV, имеющем около 800 000 членов. Регистрация участника федерации при этой схеме и учет его происходит за счет платежа в центральный орган. Фактически реализована учетная функция, с которой не справлялись по многим причинам региональные федерации.

С. Ш.: А куда уходят членские взносы?

А. В.: Сейчас расскажу, как мы на этом «разбогатели». Плата за индивидуальное членство установленная конференцией – 500 рублей (это где-то 12 евро, да?). Текущая себестоимость, то есть расходы на выпуск карточки, организацию сервисов, фиксацию членства, почтовые расходы и т. д. – 485 рублей. Таким образом, федерация «наваривает» на каждой карте по 15 рублей. Если учесть, что в этом году такие карточки получили 200 человек, то нетрудно посчитать, что наш годовой доход составил три тысячи рублей.

И все было бы хорошо, и я был бы счастлив такому «навару», но мы не включаем в себестоимость зарплату людей, которые этим занимаются, а также инвестиции в информационно-технологический портал ФАР и многие другие расходы.

Поэтому пока этот проект убыточный и существует только за счет дотаций партнеров, но другого способа фиксации взаимоотношений между конкретным человеком, сочувствующим альпинизму, и организацией я не вижу.

Кстати мы уже демонстрировали бюджет проекта «Индивидуальное членство» за этот год на Правлении и опубликуем его на декабрьской Конференции.

Откуда же вообще возникла идея, откуда такая мания – всех посчитать и еще и денежки за это взять?
Когда я стал заниматься вопросами безопасности в горах, я понял, что, не привлекая МЧС и страховые компании, проблемы обеспечения безопасности и спасения в горах не решаются. МЧС и другие организации хотят иметь дело с каким-то образом организованным и фиксированным человеком. Но никакой формы фиксации у нас прежде не было.

Льготный допуск в национальные парки, скидки на услуги альпбаз, базы данных – такие услуги альпинистам всей страны возможно предоставить только с федерального уровня, и для этого человек (он же клиент, которому федерация предоставляет услуги) должен быть хоть как-то в федерации зафиксирован. И такая фиксация должна быть технологичной и электронной.

Вот, собственно, основания и причины перехода к этой технологии и фиксации участников этого процесса. Нам понадобится еще не менее пяти лет, чтобы основная группа людей, которые занимаются альпинизмом и не прячутся от альпинизма в легитимном смысле – участвуют в выборах и влияют на деятельность своих федераций – вся эта группа зарегистрировалась и получила фиксацию своей принадлежности к сообществу.

С. Ш.: Предвижу возмущенные крики отдельных читателей, которые на заявления о том, что карточка взята как образец DAV, возмутятся тем, что член альпийского союза вот за такую карточку заплатив, ну, порядка 50 евро в год, получит услуги и довольно широкие сервисы, такие-сякие, пятые-десятые…
Можешь ли ты сказать, что кроме инструмента учета, ФАР еще будет предоставлять своим членам?
 

А. В.: Да. Ведь некоторые сервисы уже работают. В «Безенги» этим летом была довольно серьезная скидка для индивидуальных членов ФАР. Наши образовательные программы (ЦШИ, жетон «Спасение в горах») – там льготы махом окупают взнос. Мы договорились о 5-10% скидках в ряде магазинов, торгующих альпинистским снаряжением. Следующая задача – это приюты; я имею в виду хижины, в первую очередь, на Эльбрусе, когда их достроят. Возможно, решим вопрос по льготному доступу в горные национальные парки.
Да, пока мы обладаем скромным набором, но мы никого не обманываем, не обещаем златых гор.

Что касается DAV и других западных альпинистских сообществ, то надо понимать, что их бюджет во многом состоит из дотаций государства и партнеров. А немецкому государству выгодно дотировать DAV, так как это очень массовая организация. То есть мы опять возвращаемся к тому, что ФАР должна стать массовой организацией.

С другой стороны, есть общее заблуждение, что за карточки в том же DAV платят только для того, чтобы немедленно потребить все те услуги, которые там предоставлены. Надо отдавать себе отчет, что многие из членов немецкой организации считают своим моральным долгом, своеобразной крутизной, быть членом такой мощной авторитетной организации. И только за это, за членство в сообществе, люди зачастую вкладывают деньги.

Не стоит так меркантильно и узко воспринимать мир, как этого хотят некоторые наши оппоненты.

С. Ш.: А почему только с «Безенги» заключен договор по скидкам? Есть ли попытки и с другими лагерями провести подобные переговоры и заключить договоры?

А. В.: Да, конечно. Вторым лагерем, предоставившим скидки в этом сезоне, стала «Дигория». Просто «Безенги» первым поддержал нашу идею. Алий Анаев – продвинутый директор, и он понимает, ищет все способы увеличить количество приезжающих, количество вовлеченных в орбиту его деятельности. Другие лагеря, наверное, пока не имеют такой сильной маркетинговой компетенции, какую уже приобрел «Безенги».

С. Ш.: Как будут строиться теперь взаимоотношения с региональными федерациями – со сменой модели индивидуального членства? Что-то изменится?

А. В.: Новый формат индивидуального участия радикально ничего не меняет, этот раздел даже решили не включать в Устав.

Сама схема индивидуального участия предполагает прямые платежи в Москву с указанием, к какой именно региональной федерации будет приписан участник. При этой схеме определенный процент взносов переводится в региональную федерацию. Например, если индивидуальных участников будет в регионе больше 100 человек, мы 50% перечислим обратно, при 1000 участников перечисляются уже 80% процентов. В этом смысле, мне кажется, никаких серьезных таких метаморфоз с большинством федераций не произойдет.

А вот в самом проекте нового Устава есть существенные изменения. В том числе, изменения происходят в связи с ужесточением процедуры аккредитации региональных федераций: согласно новому Закону о спорте не может быть двух аккредитованных организаций от одного региона, и для ряда регионов это будет проблемным.
Но, в целом, в отличие от действующей версии проект нового Устава мне кажется гораздо более понятным и прозрачным.

Часть 3. «Всякую рядовую работу можно довести до безумия, а в очень опасной деятельности, приведя ее в соответствие и наведя порядок, свести риск к минимуму»

С. Ш.: Чтобы президент ФАР сказал бы тем людям, которые относят себя к сообществу альпинистов, хотят ходить в горы, но не хотят ходить в горы по правилам альпинизма? Тем, кто причисляют себя к так называемым неформальным или «черным» альпинистам, не видящим себя в рамках официальных структур?

А. В.: Я бы сказал, что они – ленивые ребята. Потому что, если они хоть чуть-чуть дадут себе труд поразмышлять, то поймут, что альпинизм совершенно не уникален. Все общественные институты, любая общественная деятельность имеют регулятивные нормы. Даже не покидая квартиру, вы вступаете в многочисленные общественные ограничения и отношения. Если считать, что альпинизм – это исключение, и там можно все, то это какое-то детское отношение.

Второе: я считаю, что наши правила не являются жесткими, и выполнение их не связано с каким-то сверхнапряжением.

Третье: если посмотреть на практику, либеральность наших правил вызывает улыбку и удивление. Есть примеры, когда люди становились мастерами спорта за полтора года. Правила этому никак не препятствуют. Есть примеры, когда люди доходили до «шестерок» за один год. Это, конечно, выдающиеся люди с огромным объемом тренировок, но сказать, что правила ограничивают и мешают – это лукавство.

Скорее всего, причина в индивидуальных конфликтах либо на клубном, секционном, либо на регионально-федеративном уровне, когда люди не хотят иметь дело с некоторыми функционерами, и это у них такая форма выражения протеста. Других подлинных оснований для существования в ранге так называемого «черного» альпинизма я не вижу.

С. Ш.: Представим молодых людей, которые в силу своей анархическо-молодежной сути, в силу этого вечного конфликта отцов и детей стараются отрицать просто все порядки, все правила, а также отрицают в альпинизме систему разрядов и выпусков.

Вопрос даже не в том, что у нас в альпинизме правила плохие или хорошие – вопрос в том, что они им вообще не нужны. Отрицая альпинизм, как спортивную деятельность, отрицая разряды, звания, эти люди идут по пути отрицания нормальных естественных правил – как правил движения по дороге, где не важно, нравятся они тебе или нет – ты их обязан выполнять, и все.

В горах у нас такой обязательности нет, и когда, скажем, работники альпбаз жестко ставят вопрос, что мы вас не выпустим на такую-то вершину, что у вас нет права выходить на такую-то категорию, возникает масса конфликтов. Им в ответ дают понять, что, мол, нас ваши правила не волнуют; что, вот, по Конституции мы можем ходить, куда хотим, и пойдем. И ничего вы не сделаете, за руки нас хватать не будете, и де-факто мы соглашаемся с этим. Да, у нас нет никаких механизмов. Да, надо уступать дорогу дураку. Что делать в этом плане, что сказать этим людям?

А. В.: Ну, во-первых, ты точно сформулировал, надо уступить дорогу дураку.

Но если серьезно, то я думаю, что есть один инструмент…

Если мы будем здоровым сообществом (имею в виду всю ФАР), если будут чистые правила – я имею в виду прозрачную структуру взаимоотношений между людьми, то никто не сможет сказать, что мы по желанию своей левой ноги присвоили такой-то разряд, по кривому провели чемпионат, здесь мы в любимчиков играем, этот лагерь любим больше, чем другой. Если такого не будет, мне кажется ни у кого не будет никаких аргументов, кроме детско-анархического поведения, что я связываю с неразвитостью психики и интеллекта.

Я не хочу заниматься самопиаром такого рода, но ведь, в общем-то, я человек, который помимо альпинизма занимается довольно экстремальным видом спорта, – я имею в виду свои прыжки, бейсджампинг.
Это спорт сумасшедших. Но я прошел большую систему подготовки и очень аккуратный тренинг, чтобы начать делать заниматься этим сумасшествием. Что там нужно иметь 500 обыкновенных прыжков с парашютом, иметь определенное снаряжение, иметь правильного тренера и руководителя, решать массу вопросов по безопасности.

Иначе говоря, всякую рядовую деятельность можно довести до безумия, а можно даже очень опасную деятельность приводить в соответствие и порядок.

С. Ш.: Сопряженный с этим тезис, который часто применяют защитники такого вольного образа жизни, заключается в том, что весь альпинистский мир живет без всяких разрядов, соревнований, чемпионатов…

А. В.: Во-первых, это наивное восприятие того, что происходит в западном мире. В 90% случаев люди там проходят всегда специальный курс обучения, в низовых секциях, прежде чем выехать в горы; проходят тренинг. И, как правило, здесь мой опыт указывает, что они гораздо внимательнее относятся к своей безопасности, чем эти наши бойцы. И всегда проходят серьезное обучение, прежде чем сделать шаг. И всегда существует – и здесь и там – такой же процент людей, которые ни во что не хотят играть.

Во-вторых, там еще люди это делают, потому что это связано со страховыми выплатами. Если с тобою что-то произойдет и выяснится, что ты не прошел специального обучения, не выполнил правила, а потом просто взял и упал, и сломал ножку, тебе это будет много-много-много дороже.

У нас такой механизм не работает, потому что его нет. Поэтому я считаю, что тот мир, на который они ссылаются, как свободный, отрегулирован гораздо жестче и серьезнее чем наш.

С. Ш.: Не отрицая необходимость обучения, сторонники абсолютных свобод подчеркивают, что на Западе нет разрядов, чемпионатов, спорткомитетов, а есть свободные люди, которые пришли куда-то, прошли курс обучения и пошли в горы, руководствуясь лишь своими представлениями и желаниями.
Почему мы сохраняем эту систему, а на Западе ее как не было, так и нет?

А. В.: Ответ очень банален: я работаю в той или иной мере на наше сообщество. Сообщество однозначно посылает сигнал и говорит прямо, что нам нужны спортивные разряды, нам нужны соревнования и чемпионаты.

У нас сейчас продолжается небольшая баталия с Министерством спорта, где нам хотели отказать в возможности иметь звания мастера спорта международного класса по альпинизму. Эта информация вызвала неподдельную тревогу у большого количества участников спортивного направления, хотя по факту это касается десятка спортсменов-альпинистов во всей стране. Сам факт отмены звания МСМК вызвал глубокую озабоченность. Пока мы предприняли шаги, которые сняли этот вопрос с повестки дня.

Что я хочу сказать на этом примере?
Я думаю, люди хотят быть опознанными. Как-то позиционированными. Спортивное звание решает это вопрос. В противном случае вы должны прийти в сообщество и сказать: «Ты знаешь, я – крутой, я вот по такому-то ребру ходил, а там – по такому-то, а еще…». Это непросто – объясняться подобным образом. За такой формой подачи себя в обществе стоит целая культура презентации, которая у нас только начала развиваться.
А мастер спорта – это обобщенное понятие. Пусть не совсем точно отражающее, но сразу видно, что вы серьезно и на определенном уровне занимались этим видом деятельности.

Этот социальный маркер не хочется отменять. Появился он в 1952 году, исторически по другим причинам, но смысла его сейчас отбрасывать никакого нет. Я уж не говорю о том, что для многих альпинистов – это существенная возможность получить доступ к общественным деньгам, к региональным, муниципальным и в федеральном бюджете. Это историческое наследие, которое не надо отбрасывать и забывать, потому что оно не искажает сейчас сути нашей деятельности.

С.Ш.: Спасибо, Андрей, за большой и откровенный разговор…