Автор: Келли Кордес (Kelly Kordes)
(SUFFER WELL, Thirst and hunger on the Azeem Ridge, Great Trango, Pakistan)
Портеры в заключительный день подхода из Пайю (Paiju) в базовый лагерь Транго. Слева Большая Башня Транго Тауэр, в верхней части которой то, что должно стать "Азим Ридж" (прим.: "ридж" от англ. "ridge" - ребро, острый гребень), линия маршрута, поднимающаяся вдоль левой стороны на юго-западную вершину. Снежный пик, идущий дальше вдоль хребта правее - главная вершина башни Большого Транго. Пилообразный пик справа - это Транго Замок (Trango Castle).
Легкое воспоминание о словах, написанных пару дней назад, промелькнуло в моем подсознании в момент, когда наш единственный газовый баллон полностью опустел на Большой Башне Транго. Джош Уартон и я были на полпути вверх, легкой половины пути - 2 200 метрового вертикального юго-западного рёбра, с двумя веревками, развеской для железа, и единственным 12-килограммовым рюкзаком. Залитые льдом башни, нависающие над головой, бросали огромные тени на наш базовый лагерь на 1200 метров ниже нас, точно также как это было за две ночи до того, как небо полностью очистилось. Тогда мы знали, что наступит утро, и мы попытаемся пройти самый большой маршрут в нашей жизни.
Той ночью когда мои нервы были напряжены, разум был удивительно спокойным, я закрыл свой блокнот с единственной записью. Написанные слова могли бы стать одновременно нашим благословением и проклятием: “Будь ментально сильным. Страдай в удовольствие. Это того стоит."
Первые два дня прошли гладко за исключением потери четверти из наших 20-ти камалотов на второй верёвке, когда одна сторона развески для снаряжения с петлей распустилась, однако мы двигались в хорошем темпе. Лазание большей частью было достаточно легким для второго чтобы лезть с рюкзаком, а не с жумаром, чередующееся несколькими трудными участками и одной полностью разрушенной верёвкой. Хотя большинство убийственных блоков так и осталось лежать на полках.
К концу второго дня рельеф стал круче, с несколькими участками 5.10 и 5.11, но мы уже закончили относительно не крутую и наиболее разрушенную часть маршрута. На последней верёвке в этот день, когда Джош лидируя скрылся из вида, я услышал, как он кричит мне:
"Келли, дай мне скочь!”
“Хм?" - подумал я. Но решил придержаться того, что узнал раньше: лидер - это Бог. Привязал рулон скоча к веревке и отправил его вверх. Через несколько минут Джош закричал:
"Натяни верёвку, пожалуйста!”
Я сделал это. "Нет, нет, не так туго, чуть слабее. Замечательно, подвяжи!"
Джош, который был на 10 метров выше своей последней точки страховки, подлез к двум отверстиям, просверленным во время какой-то предыдущей попытки с единственным скайхуком. Вставил и залепил его скотчем в первом отверстии, заставил меня натянуть верёвку, чтобы зафиксировать эту точку на месте, и замочил лазанием кусок мимо голого для страховки отрезка сложностью в районе 5.11.
Наш план был - все или ничего, мы поднимались на столько быстро и с минимумом снаряжения, на сколько это было возможно. И если бы что-то пошло не так - к черту, мы спустились бы. Этот дух подпитывал все мои предвыездные тренировки, и в целом казался хорошим планом, предполагая, что с нами ничего не случится уж слишком высоко на горе. Мы знали, что сможем спуститься с вершинного бастиона, примерно 1800 метров над нами, как сделала команда из четырех испанских альпинистов в 1990 году, а также наши американские друзья Тимми О'Нил и Маилз Смарт в 2000 году. Испанцы лезли с перилами в осадном стиле в течение трех недель, делая фильм перед отступлением. Они утверждали, что им оставалось всего несколько простых верёвок до крыши. Наш словенский друг Томас прекрасно заметил по этому поводу в базовом лагере: “Конечно, так все говорят, кто не долез до вершины."
Азим Ридж на Большой Башне Транго, виден с ледника (ледник Транго). Маршрут начинается в правом нижнем углу и поднимается на правую сторону горизонта к юго-западной вершине (примерно 6250 м, ее также иногда называют Западной вершиной). Отмечен спуск.
Тимми и Маилз сделали впечатляющую попытку, но предупредили нас, что ключ маршрута скорее всего находится выше. Действительно, когда мы поднимались вверх, было очевидно, что самая сложная часть маршрута оставалась выше места, до которого долезали предыдущие команды. Только самая предвзятая или очень желаемая точка зрения могли убедить кого-либо в обратном.
Когда мы долезли до бивуака, где кончился наш последний газ, не было и речи об отступлении. Прошло слишком мало времени, мы чувствовали себя физически сильными, натопили достаточно снега в том числе и на следующее утро. Также мы могли бы найти подтаявшую воду наверху выше... Вся правда в том, что всегда легко найти оправдание и спуститься вниз, так и не закончив маршрут. Однако погода была хорошая, а нам было комфортно. Кроме того, наша стратегия опиралась на бредовый оптимизм, это то, что я называю "стиль стихийного бедствия”, а Джош - "безопасность на пятом месте!" (прим.: игра слов, вместо "безопасность на первом месте"). Я глотнул немного воды, свернулся на наклонной плите внутри моего облегчённого летнего спального мешка и, под звездным небом Каракорума, уснул с улыбкой на лице.
***
Путешествие в Пакистан всегда связано с атмосферой и стилем: это большая картина мира, а не просто восхождение. Оглядываясь на пропагандистский хайп (прим.: от англ. - шумиха) и решая для себя, стоит ли нам ехать, я встречаю людей почти непонятной для нас культуры. Но такая встреча - это всегда открытость и тепло, которые кажутся слишком редкими в нашем мире. И лазание, конечно же, связано со стилем, хотя я понимаю, что некоторым людям это абсолютно не важно. В целом, до тех пор, пока не портится рельеф и люди честны в том, что они сделали, - нет никаких проблем: лазайте как хотите. Это индивидуальный выбор каждого.
***
Часть карты Балторо от Гжегожа Глазека.
Утром, упаковав пустую топливную канистру и скудное снаряжение, я полез прямо из поднутрения нашего бивуака по крутой трещине, дуя на руки чтобы согреть их. Начинался третий день. Две верёвки расчлененного рельефа вывели нас к основанию верхнего бастиона. Я посмотрел на озеро, на пятнышки палаток в базовом лагере и подумал о том, что сейчас делают наши друзья: повар Гафур и его помощник Карим с младшим братом.
Джош сменил меня и начал лидировать, сначала траверсом, после на ИТО, чередуя свободное лазание, наверх в очевидную вертикально-нависающую трещину, прорезающую вершинный бастион. Испанские крючья с двумя болтами облегчили организацию страховки, тем более что многие камалоты, которые мы потеряли в первый день, были необходимыми для этого места размерами. Джош мастерски сблокировал шлямбуры вместе, и, местами допуская 6-ти метровые пролеты, заИТОшил маргинальные места по параллельным трещинам. Я жумарил короткими отрезками, затем повисал как мешок с песком, задыхаясь и восстанавливая дыхание, прежде чем продолжить. Меня колбасило от высоты. Возможно, потому что перед восхождением мы сделали лишь слабый кивок в направлении акклиматизационного выхода. Однако моего напарника это не беспокоило.
Джош Уартон на простом рельефе, пока относительно низко, третий день.
На четырёх-верёвочном предвершинном бастионе, Джош поставил точку страховки рядом с растрёпанными старыми френдами, без шлямбуров, несомненно оставленных испанцами в 1990 году во время быстрого отступления в шторм. Маршрут сузился, системы трещин сократились, что серьезно ограничивало возможности выбора пути наверх. Последние полтора дня находились явные признаки команды 1990 года. Мы, конечно, выиграли бы от использования их крючьев, особенно на хедволе (прим.: от англ. - вершинный бастион) и хотя отступление и спуск - это адский геморой, все же мы знали, что испанцы пролезли 61 верёвку и это делало и наш спуск вполне возможным. Когда же Джош одной рукой достал петлю вместе со старым крюком - последний артефакт предыдущих попыток, мы наконец осознали, что точно остались одни на стене. Одни и вдалеке от вершины.
Я снова начал лидировать по крутым трещинам, переодически на ИТО, с небольшим перерывом на крошечной полке, с отсутствием очевидной линии движения наверх. Солнце висело уже низко, а этот малюсенький выступ делал наш бивуак маловероятным.
Джош Уортон на верёвке сложностью 5.10+, off-width (прим: щель большего размера, чем кулак) на высоте около 6200 м без подходящего снаряжения для этой трещины, четвёртый день. К несчастью для связки, точка наверху ещё не вершина.
Прошкребшись налево за угол и поднявшись по узкой, без рельефа для страховки, стене, я столкнулся с диким ветером. Образованная ветром скульптурная, вогнутая крыша бастиона, лежала то горизонтально, то уходила вниз, словно волна, застывшая в камне. Траверсируя по левой стороне и немного вверх, через ряд крошечных трещин, я вылез на полку с большими разломанными валунами, как раз когда садилось солнце. Мы разместились на холодной и наклонной полке, встав на бивак. Я сколол и собрал кусочки льда в крошечную кучу рядом с моей головой, чтобы сосать их между перерывами беспокойного сна. Вершина была рядом.
***
Чуть больше года назад, во время пьяной вечеринки ночью в баре "Фэирвью" в посёлке Талкитна на Аляске (прим.: под в. Денали), британский крутой альпинист Пол Рамсден сказал мне то, что я вспоминаю почти каждый день с тех пор. Пол пошутил о том, как американцы тратят очень много времени на подбор снаряжения, парятся о весе, и подготовке. Пол думал, что мы упускаем из виду главное: "Суть настоящего альпинизма” - сказал он, - "это когда ты хочешь подняться сильнее, чем спуститься, не так ли?"
***
Первое, что произошло утром четвертого дня, это то, что Джош начал снимать свой фонарик. Это был маленький светодиодный фонарик со съемный эластичной тонкой резинкой-крепежом, чем-то похожей на рогатку. Он улетел, словно выстрел рогатки, выскользнув из его рук и исчезнув. По крайней мере, у нас был еще один хороший фонарь и вершина должна была быть близко.
Мы собрали вещи и Джош отправился за угол налево. Большая часть восхождения стерлась в моей голове. Помню лишь, что там были крутые трещины, обледенелые щели, траверсы на трение, снежные участки, которые мы пролазали в скальных туфлях, а некоторые с “ледовым снаряжением” (по крайней мере, так это называлось внизу: легкие кроссовки из "Горе-Текса" и сверхлегкие алюминиевые кошки на ремнях).
Жандармы казались бесконечными. На одной из верёвок вдоль стены, в то время как Джош попеременно лез на ИТО, то с большими пролетами, чтобы снова вылезти на ребро, я соскреб из трещины снег со льдом и засунул кристаллы в рот. Точки красный густой крови как варенье на белом фоне из моих пальцев были последствием последних четырёх дней.
Мы перестали видеть гладкий, нависающий бастион и стену спускающуюся с хребта. Было бы самоубийством начать спуск. Я посмотрел на бурые облака, появившиеся достаточно далеко на юге, а затем вниз на точку, которая была нашим базовым лагерем, 2 000 метров ниже нас и, с непринуждённостью, продолжил сосать снег.
Спустя несколько часов я сидел, задыхаясь на высоте 6 300 м, на снегу, похожим на сахарную пудру, в месте, где где мы нашли первые признаки пребывания предыдущих бигволл-команд, которые проложили маршруты по стене. В 1999 году российские и американские команды сделали тяжёлые, почти месячные первопрохождения на отвесную стену, уходящую вниз налево от нас. Их маршруты стартовали по кулуару от базового лагеря и далее по разрушенным пологим плитам, прежде чем начиналась впечатляющая большая часть стены и, наконец, верхний бастион.
Джош добровольно взял на себя ведущую роль, и я спустил его на ступеньку откуда он пролез в основание широкой щели, слишком широкой для нашего снаряжения. Вставил большой камалот, который с грохотом вылетел на 6 метров ниже на полку. Выше рельеф выглядел бедным для страховки, а снежные грибы укрывали хребет. Теперь, глядя на фотографии, я задаюсь вопросом о нашем эмоциональном состояний - что именно заставляло нас идти прямо наверх? Без колебаний Джош снова начал лидировать, траверсируя воргуг карниза над огромной стеной, комбинируя лазание и ИТО. Дальше слева, он увидел единственную особенность рельефа: тонкую вену льда в правом углу. Он соединял отчаянные маятники, спуски и тяжелое свободное лазание траверсом, обходя и аккуратно балансируя за угол. Последняя точка страховки была на 10 метров ниже и на 7 правее, когда он сблокировал лепестковый и V-образный крюки. Далее он деликатно снял свои ремённые кошки прищелкнутые к беседке, одел левую кошку на скальный тапок, в левую руку взял детского размера ледовый инструмент (“третий инструмент” с обрезанным древком для экономии веса) и начал лезть. Вбивая молоток в тонкий лёд с левой стороны, он находил невидимые полочки и аккуратные выступы справа. С сомнительными точками страховки, он пролез еще 10 трудных метров к хорошей полке.
Я качнулся за угол и несколько раз приспустился. Потом, когда я начал доставать снаряжение вися на перилах, одна из нескольких точек Джоша вылетела. Вскоре после этого я уронил свое страховочное устройство. Оставшееся снаряжение было легко доставать: я снял нож, открыл лезвие и продолжил собирать в кучу немногочисленные точки страховки со стены. Собирая железо, мне просто снесло голову, это самое невероятное лидирование, которое я когда-либо видел. Если бы меня спросили, думаю ли я что подобное лазание это отвага или глупость? Для меня все просто - это взвешенная смелость и невероятное мастерство. Ведь когда я лезу 5.9 с большими пролётами, никто же не говорит при этом что я идиот.
Мы пролезли уже достаточно забористого лазания, узких траверсов, спусков и подъёмов, чтобы сделать отступление просто невероятным, ну в лучшем случае ужасно сложным. А ключевой питч Джоша (прим: "питч" от англ. pitch - участок маршрута, как правило длинной в верёвку) отлил в бетоне это обстоятельство. Выход с маршрута был только вверх и дальше вниз. Но, кроме того, у нас и не было причин отступать. Мы хотели ещё продлить вечер, горб выше должен был быть вершиной, однако просторный выступ ниже казался слишком заманчивым с учётом близкого приближения ночи.
Мы натянули небольшой тент для тепла над головой, и наблюдали за закатом и прекрасным видом на ледник и маршрут The Flame ("Пламя"), открывшимся из нашего "номера". Джош и Брайан Мак Махон совершили первопрохождение на невероятную одинокую башню в 2002 году. Почти все думали, что они сумасшедшие, поехав туда после 11 сентября (прим: террористический акт в Нью-Йорке, США), но их семьи и близкие друзья поддержали их, а в Пакистане их встретили тепло и с добротой. Во время нашего же восхождения в 2004 году, Джош лежал на полке, и не мог перестать смотреть на Пламя. Они пережили 40 дней непрерывного дождя в базовом лагере, но наконец в последнюю оставшуюся неделю поездки небо прояснилось и они были вознаграждены за свое терпение. Джош в свои 23 года в то время, пролез ключевой участок: пятидесяти-метровую плиту 5.10+, чтобы вылезти на узкую вершину. С наступлением ночи, несмотря на наше истощение и жажду, мы были полны оптимизма. Первым делом утром - вершина. На ужин я съел энергетический батончик и разбавил его льдом. Тучи с юго-запада приближались. Я наколол небольшую кучу ледяных кусочков, положил их за голову и лег спать в четвёртый раз на горе.
***
Утром траверсом я пролез мимо нависающего камина на плиту со снегом едва покрывающим скалу, без возможности страховки. Мои ноги начали скользить. И я спустился обратно в камин. Задняя часть камина была покрыта ледяной речкой, и я, одной рукой зафиксировал ледовый молоток, забив его в лед, другой прорубил нависающий карниз. С трудом пролез на снежный холм наверху. Это не вершина. Черт. Я выбрал наверх Джоша. Он сидел в снегу, пока я на глаз определял куда лезть дальше. Чуть не упав, я сделал крюк и вылез по крутой короткой стенке на другой снежный холм из сахарной пудры. И это не вершина. Я продолжил еще три верёвки: вверх, вниз, вокруг, по скалам и по снегу, иногда балансируя на острие гребня-ножа, как счастливый ковбой, пока я не вылез на снежную плиту юго-западной вершины.
***
Джош Уартон полный надежд, на втором биваке... единственное оставшееся топливо было внутри зажигалки в руке
***
Не думая, я забрался выше и дальше вниз на другую сторону, чтобы сделать точку страховки. Я был слишком уставшим, слишком сфокусированным, чтобы замечать, окружавший нас вид. Должно быть это был одним из самых грандиозных видов на земле: Машербрум, Гашербрум IV, К2, и невероятные безымянные, непокоренные пики поднимающиеся из обломков. Вокруг разбросанные ледники, реками, извивающиеся вверх и вниз по долинам, чем они и являются. Был полдень пятого дня. Мы даже не отпраздновали вершину.
Мы спускались слишком поспешно, гребень слишком вымотал нас, и так хотелось оказаться в безопасности, что мы чуть не пропустили висячий ледник, такой важный для спуска. Стена под нами была гладкой, угрожала засосать нас под нависание в пропасть справа. Мы сильно напрягались уходя левее, оставляя на каждом спуске камалоты и крючья, очищая трещины ото льда. По мере того как стена делалась монолитнее, точки страховки становились все скуднее. Одна из точек на спуске была закладка, подстрахованная двумя отстойными лепестковыми крюками. Через пять дюльферов мы попали на висячий ледник. Я начал тянуть нашу прохудившуюся веревку, но, когда другой конец приподнялся и оторвался от ледника вверх к стене, веревки вдруг перестали продергиваться. Это было зловещим и тяжёлым розыгрышем, напомнившим, что мы еще не все сделали, а гора всегда главная. Я потянул сильнее.
- Дерьмо, - сказал я. - Они застряли.
Джош упал вперед, наклонился головой ко льду, пробормотав лишь: "Черт”.
Вдвоём мы вытягивали верёвку последними сохранившимися силами. Ничего, верёвка не шла. Без страховки, танцующие на ветру, но у нас не было выбора. Рядом с нами лежало 25 метров уже вытянутой верёвки, так что мы просто отрезали этот кусок. 800 метров 40-60-градусного закрытого, висячего пронзительного ледника с сераками по-прежнему оставалась преодолеть траверсами и спусками. Под нами, внизу ледника, скала обрывалась на километр вниз. Наш стиль "стихийного бедствия” или "безопасность на пятом месте" не предполагал наличия снежно-ледового снаряжения, кроссовки были не для снега и льда и означали только одно... Прежде чем продолжить, я озвучил очевидное: “Никаких ошибок." Если бы мы остались связанные и один из нас упал, это сделало бы невозможным спасение второго человека, и вероятно, мы упали оба. После небольшой дискуссии, мы связались и продолжили дальше спуск вместе.
Пару напряженных часов спустя мы рухнули в конце ледника с жаждой воды, как двое странников, которые были потеряны в пустыне. Вдруг я заметил ужасный запах аммиака, и острый химический вкус во рту. Это была наша первая вода за более чем 48 часов, журчащая на дне ледника на высоте 5 600 метров. Я вспомнил физиологию, оставшуюся в памяти на много лет: азотный компонент аминокислот удаляется и выделяется как аммиак, так что углеродные скелеты могут быть метаболизированы. Это происходит, когда организм вынужден потреблять собственные структурные ткани для получения энергии.
Скоро пошатываясь мы добрались до полки над Транго Гулли (прим.: "гулли" от англ. "gully" - крутой узкий кулуар, желоб). Все что сохранилось в памяти - это тяжёлый километровый спуск вниз в базовый лагерь. Я оглянулся наверх на Большое Транго, медленно окутывавшееся облаками. Погодное окно закрывалось как дверь, бьющая нас по заднице. Дождь и снег должны были начаться через несколько часов.
Я по прежнему был гипер-сфокусирован, пытаясь сохранить контроль всего происходящего, пока поздравления и объятия Джоша не вывели меня из транса. Внутри я изменился, чувства и эмоции нахлынули на меня. Это казалось уместным, существовали только мы, никакого хайпа, никаких отчётов для интернета или спутникового телефона, особенно, если его вообще не было. Однако у нас был один зритель. Когда мы ковыляли по разрушенному кулуару вниз, одинокая фигура, одетая в лохмотья и сандали, быстро карабкалась к нам. Это был Гафур, поднимающиймя с самой большой улыбкой, которую я видел и огромными объятьями для нас обоих. Я чувствовал слезы, как будто я плакал, но тело не выделяло никакой влаги. Гафур повесил яркие ленты вокруг наших шей и забрал наш рюкзак - он отказался вернуть нам его и сам понёс вниз. "Нет, нет, сэр. Я понесу, я понесу!". Чтобы мы не говорили, он настаивал на том, чтобы называть нас "сэрами". С высокой скоростью, прыгая через камни - скорее к готовому для нас, потрясающему горячему ужину. Гафур сказал, что наблюдал за нами из лагеря в бинокль, хотя мы и сомневаемся, что он мог видеть нас. Когда мы были высоко на гребне, он оперативно сходил в ближайшую стоянку и принёс немного кока-колы и умудрился найти поздравительные ленты... Он и Карим украсили наш лагерь баннерами и придумали поздравительную песню, исполненную на прекрасном ломанном английском, а также построили из камня дорожку, идущую от наших палаток на кухню.
Я лежал вокруг лагеря: спал, отдыхал, ел, пил, пытаясь восполнить потерянную влагу и восстановить энергию. Мои мысли по большой части были интроспективными, но я сделал несколько заметок о нашем восхождении.
Мы несли две веревки: диаметром 9,1 для лидирования и 7,9 для вытягивания. Мы также вешали ее перилами. Не несли шлямбурного набора. Мы начали лезть в 9 утра 24 июля и вылезли на вершину вечером 28 июля. Вторая заметка была о крутых участках, которых вероятно была половина маршрута. Вщелкивались в точки, если видели их, в основном на станциях и в промежутках, но не воспользовались ни одной перильный верёвкой, оставленной с предыдущих попыток. Уже после спуска мы поднялись и сняли брошенные на старте веревки. Принесли и спустили весь наш мусор: пустая канистра из под газа и обертки от еды, но потеряли несколько точек страховки, пять оставлено во время спуска и много улетевших камалотов. К сожалению, моим единственным разочарованием во время восхождения было то, что на последнем участке спуска застряла верёвка.
Наш маршрут начинается в нижней правой части юго-западного контрофорса, прямо на высоте 4 000 м, и ведёт на Юго-Западную вершину (кто-то называет ее Западной, высота 6 237 м или 6 250 м в зависимости от карты) Большой Башни Транго. У нас было 17 участков с точки, на которой мы встретили крайние следы мусора от предыдущих попыток. Джош лидировал самые сложные верёвки, включая пять 5.11, включая одну М6. Мое самое сложное лидирование было 5.10+ и М5, и не такое сложное как у Джоша. С 60-ти метровой верёвкой и одновременным лазанием в нижней половине, мы пролезли 54 участка. Двадцать пять участков были 5.10 и сложнее. Я пролез 30 и Джош 24, но Джош был главным забойщиком, пролезшим самые сложные и самые опасные участки. Мы назвали маршрут Азеем Ридж и категорировали его как 5.11 R/X M6 A2. "Азеем" на урду означает "великий" в размере и структуре, но что важнее, "великий" как выражение симпатии и уважения между людьми. Азеем точно объединяет наши чувства к прекрасным людям, которых мы встретили в северных районах Пакистана, жителей Пакистана и нескольких европейских стран. Широко распространённый страх и пропаганда у нас дома - это абсурд и несёт уродливую дистабилизацию, такую же как расизм в его де-факто портрете всех людей в одном целом регионе названных словом "плохие". Людям нужно аккуратно слушать Fox News и болтовню режима Буша и думать самостоятельно.
***
Неделю спустя небо очистилось и мы вернулись наверх по отвратительному километровому кулуару к биваку на перевал под Безымянную Башню Транго (Nameless). Я становился все более раздраженным из-за большой корейской команды, полпути собирая их мусор состоящий из пустых пластиковых бутылок иронически валяющихся в камнях. Корейцы совершили шесть неудачных попыток восхождения, осаждая словенский маршрут. До этого мы уже убрали большую часть их мусора (не весь мусор был корейским, однако корейские надписи их выдавали), поднимаясь и спускаясь во время акклиматизации. Как они не смогли унести весь треш, когда их было шесть человек, постоянно ходивших вверх и вниз в течение месяца? На следующий день на словенском маршруте мы залезли на плечо (известное как "солнечная терраса"), примерно одна треть башни, и к обеду встали на ночёвку. Бивак был ужасен - хаос из мусора и его было слишком много, чтобы мы смогли спустить его вниз. Альпинисту невозможно не избежать влияния на окружающую среду: случаи аварий и возрастающие вопросы безопасности. Но я не могу понять брошенные перила на маршруте и разбросанные груды мусора. Какое может быть этому оправдание? Я предполагаю, что людей влечёт в горы те же причины, что и меня - красота и очарование. На Транго я понял, что ошибался.
Мы решили спускаться на второй день после обеда. На станциях мы находили мусор с корейскими этикетками, засунутыми в щели. Мы почисти большую часть из них, несмотря на то, что приехали в Пакистан не для того, чтобы быть уборщиками. В любом случае, согласно нашему описанию мы были примерно на 22 верёвке маршрута, с несколькими крутыми участками выше. Щели были обледенелые, движение медленным, и впереди участки микста и льда умеренной трудности до достижения вершины. Само по себе лазание было прекрасным: великолепный гранит с отличной страховкой, на такой невероятной стене. Ползли штормовые облака, но это не было оправданием, так как они были пока не над нами. Пришлось бы провести ещё одну ночь, если бы продолжили, и мы просто на захотели этого. Достаточно, не в этот раз.
***
16 августа, сказав нашим друзьям в базовом лагере "досвидания", мы начали спуск вниз в Пайю. Я не мог остановиться оглядываться взгляд за взглядом на Большую Башню Транго и ее массив и почти необъятное великолепие. Наша неудача на Безымянной Башне практически не беспокоила меня. Мысли о Большой Башне Транго кружились у меня в голове, я закрыл глаза, почувствовал свет и улыбку на лице.
Я не переживал так, как мог бы из-за загадочного сбоя здоровья, которое я обнаружил, запахнув аммиаком в течение физического напряжения и неустойчивого колебания сахара в крови. Это продолжалось и на пути обратно, и в течение месяцев: я был уставшим, зевал, поздно ложился спать, не мог или точнее не было интереса делать вообще что-либо. Возможно я просто старею, а возможно просто наслаждаюсь оправданием быть ленивым. Может быть я просто не могу остановиться думать о тех днях на Азеем Ридж, днях расплывчатых, сюрреалистичных и одновременно кристально чистых. Те четыре с половиной дня, когда Джош и я хотели лезть наверх сильнее, чем спуститься вниз.
Келли и Джош рядом с Намлесс Гулли после спуска с Азеем Ридж. Гафур, его друг и повар, наблюдали за ними из базового лагеря в бинокль и зарезали "Овечку" на праздничный ужин, а также поднялись по кулуару для встречи с ними с напитками и поздравительными лентами.
Общие сведения о восхождении
Район: Пакистан, Каракорум, долина Транго
Восхождение: Юго-восточное ребро Большой Башни Транго, Азеем Ридж (2 200 м, 5.11 R/X A2 M6). Келли Кордес и Джош Вартон. 25-28 июля 2004.
Келли Кордес, 36, ассистент редактора The American Alpine Journal, живет в Estes Park, Колорадо
Перевод: Брык Роман
Нас на сайте 31504
